 Евангельское повествование подошло к моменту явления Иисуса Христа. Все годы детства и юности Он жил незаметно для народных масс, как обычный человек. Логика повествования такова, что именно с того момента, когда Иисус пришёл к Иоанну Крестителю и крестился, начинается изложение о его публичном служении как Посланника Бога. [На фото: Крещение Иисуса, художник Григорий Гагарин (ок. 1840-1850)].
Многие комментаторы рассуждают, зачем Иисусу было нужно принимать крещение от Иоанна, притом, что Иоанн призывал к покаянию, а крещение должно было служить знаком покаяния или знаком намерения его совершить в виде деяний. Исходя из христианской доктрины, что Иисус был безгрешен, креститься от Иоанна Иисусу не было нужно. Рассуждая о трудности понимания этого вопроса, шотландский богослов Уильям Баркли пишет:
«Один из ранних авторов высказал предположение, что Иисус пришел креститься, чтобы угодить Своей матери и Своим братьям, и что Он был почти вынужден сделать это по их настойчивым просьбам. В «Евангелии от иудеев» — одном из тех евангелий, которые не были включены в Новый Завет, есть такое место: «И вот, Матерь Господа и братья Его сказали Ему: «Иоанн Креститель крестит для исправления грехов. Пойдем к нему креститься». И сказал им: «Какой грех совершил Я, чтобы и быть крещенным им? Разве Я говорю это по незнанию». Уже с древнейших времен мыслители были поражены тем, что Иисус подверг Себя обряду крещения…»
Весьма интересно, что Баркли вспоминает неканоническое евангелие, чтоб подчеркнуть то, что Иисус не ощущал себя грешным. Канонические Евангелия ничего об этом не упоминают и не утверждают доктрину о том, что Иисус был безгрешен. Из канонических текстов невозможно узнать, cчитал ли Иисус себя безгрешным. Кажется вполне вероятным, что Иисус не имел такого представления о себе, поскольку эта доктрина возникла позднее. Конечно, можно возразить, что, если Иисус пришёл свыше, то должен был знать больше обычных людей также и о самом себе. Но невозможно ответить на этот вопрос.
Обращаясь к культурному контексту, стоит вспомнить о том, что грех в Ветхом Завете отличен от христианского понимания. Христианское представление о грехе тесно связано с доктриной первородного греха: Адам пал и это повлекло за собой утрату безгрешного состояния и обретение своего рода склонности ко греху его потомков. Иудаизм не знает такого учения, хотя не отрицает того, что грех Адама оказал влияние на жизнь его потомков.
Грех в Ветхом Завете это в принципе не то моральное несовершенство или падение, которое понимают христиане, рассуждая о грехе. Ветхозаветний грех включает в себя множество ритуальных осквернений, и при этом чётких границ между моральным законом и ритуальным не проводится. Омовение в водах Иордана, к которому призывал Иоанн, несомненно, включало в себя ритуальное очищение, а не только моральное, которое омытие в водах могло представлять лишь символически. Видя в Иоанне христианского проповедника, а не представителя иудаизма, христианские толкователи упускают важные смыслы.
С исторической точки зрения наиболее вероятно, что Иоанн Креститель был близок к кругам ессеев, в частности, к общине Кумрана. Кумраниты понимали ритуальное омовение тела, которое иудеи совершали регулярно, как символ раскаяния. Некоторые исследователи полагают, что Иоанн Креститель имел отношение к секте гемеробаптистов, которые совершали ритуал омовения ежедневно. Но с какой бы религиозной группой ни был связан Иоанн, очевидно, что его образ жизни и действия были частью традиции иудаизма того времени.
Иоанн чувствовал превосходство Иисуса и поэтому выразил изумление, что Иисус пришёл к нему креститься: "мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне". Представляется логичным, что Иисус, отвечая на это словами, что так надлежит исполнить всякую правду, имел ввиду соблюдение Закона. Такое толкование не противоречит христианской традиции, поскольку Иисус подчинился Закону.
Толковая Библия Лопухина видит в акте крещения уничижение Иисуса, который уподобляется рабу. Конечно, рассматривая крещение в контексте признания грехов с христианской точки зрения, приходится принять подобное толкование: Иисус не был грешным, но крестился, значит, это было уничижением. Но на мой взгляд, гораздо логичнее рассматривать крещение Иоанном в рамках ветхозаветней традиции. В таком случае омовение в водах не указывает напрямую на какой-либо моральный грех, от которого следовало бы очищаться (хотя, несомненно, что в целом проповедь Иоанна включала в себя моральную сторону понятия греха).
Весьма привлекательны трактовки, которые рассматривают крещение Иисуса как проявление солидарности с народом: Иисус во всём проявляет солидарность с людьми, логическим завершением чего становится страдание на кресте. Такого рода трактовки позволяют уйти от буквального представления о гневе Бога, который Иисус, якобы, должен унять на кресте. Бог становится человеком из солидарности с людьми и из солидарности страдает и умирает. Желание быть солидарным с народом приводит Иисуса креститься вместе с народом. Не будем, однако, забывать, что такие трактовки исходят из христианского богословия, которое получило развитие позднее времён, описанных в евангельских текстах. Неочевидно, что евангельские авторы имели подобные представления. С другой стороны, глубокие духовные истины могли не осознаваться в полноте авторами, писавшими по вдохновению свыше. Я со своей стороны лишь стараюсь понять библейские тексты в культурно-историческом контексте.
Евангельское повествование утверждает, что Иисус услышал глас Божий сразу же после совершения крещения. Можно предположить, что в момент крещения или сразу же после него произошло внутреннее озарение Иисуса, если не толковать глас Божий буквально как физический голос, прозвучавший с небес.
Уильям Баркли, комментируя крещение Иисуса, пишет о том, что под влиянием проповеди Иоанна люди осознавали свои грехи, и это был подходящий момент для выступления Иисуса на общественную арену. Именно в это время «Он солидаризировался с теми, кого пришел спасти». Глас Божий, услышанный Иисусом, возвестил: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение». Эта фраза, по уверждению Баркли, составлена из двух цитат: «Сей есть Сын Мой» — цитата из Псалма 2:7 («Ты Сын Мой…») и «В котором Мое благоволение» — цитата из книги пророка Исайи 42:1 («к которому благоволит душа Моя»), после чего следует описание Страждущего Раба, которое получает свое завершение в 53 главе.
Баркли заключил: «в акте крещения Иисус обрел двойную уверенность: в том, что Он действительно Избранник Божий и что лежавший перед Ним путь — крестный путь, в этот момент Иисус знал, что избран стать Царем, но Он также знал, что престолом Ему будет крест; Он понимал, что Ему надлежит быть Победителем, но что для этой победы у Него есть лишь одно оружие — сострадающая любовь. В этот момент перед Иисусом была поставлена задача и указан единственный способ выполнить ее».
Несложно заметить, сколь далеко простирается трактовка за пределы библейского текста. Так ли это было или иначе, чем видится толкователю, неизвестно. В действительности текст утверждает лишь название Иисуса Сыном Бога, что, несомненно, было тесно связано с верой в Мессию. Что говорит псалом, о котором идёт речь? В синодальном переводе этот текст гласит: «Я помазал Царя Моего над Сионом, святою горою Моею; возвещу определение: Господь сказал Мне: Ты Сын Мой; Я ныне родил Тебя…» В еврейской версии псалтыри говорится о сотворении, а не о рождении того, кто был помазан царём. В переводе под редакцией Кулаковых это звучит так: ««Совершил Я уже посвящение Царя Моего на святой горе Моей, на Сионе». О воле ГОСПОДА возвещать Я стану! Он сказал Мне: «Ты Сын Мой, Я ныне Отцом Твоим стал…»
Толковая Библия Лопухина, комментируя эти стихи, указывает, что слова псалма говорят о царе Давиде: «Враги [которые замышляют козни против него] должны погибнуть, так как Давид получил такое обетование от Бога: «Ты Сын Мой: я ныне родил Тебя». В связи речи и применительно к историческому положению Давида в борьбе с сиро-аммонитянами это обетование может быть понимаемо как ожидание Давидом помощи от Бога именно в данном случае, так как он сын Божий, то есть находится под особенным Его покровительством, а естественно, что отец защищает сына, рожденного им…».
В контексте в прямом смысле речь идёт о том, что Бог называет Себя отцом царя и это относится в первую очередь к царю Давиду, хотя в перспективе будущего может относиться к Мессии как его потомку. Для иудея представление Бога как отца и избранного царя как Его сына не содержало того значения, которое создалось в результате развития христианского богословия. Конечно, евангельский автор мог найти новый смысл псалма. Но в тексте Евангелия о новой трактовке не говорится, а толкования могут разниться. Мне кажется более очевидным увидеть в этом отрывке Евангелия утверждение мессианства Иисуса. Ведь именно Мессию как Царя, по-видимому, ожидал Иоанн Креститель, и на этом сосредотачивается Евангелие с самого начала ("где родившийся царь иудейский?" — спрашивали волхвы). Сын Бога в Библии это тот, кто особенно близок к Богу. В дальнейшем все верующие в Иисуса будут названы сынами Бога.
Таким образом, евангельский автор указывает, что Иисус это Мессия. Можно предполагать, что Иисус осознал себя как Мессию во время крещения или сразу же после, либо, как пишет Баркли, обрёл в этом уверенность. Текст об этом откровении представляется чрезвычайно интересным, и хочется рассмотреть его детальнее.
Толковая Библия Лопухина, комментируя евангельский текст, утверждает: ««И се, отверзлись Ему небеса, и увидел Иоанн Духа Божия». ... Как произошло это отверстие небес, мы не можем судить или представить. Высказанная здесь мысль делается понятной только при предположении, что под небесами здесь подразумеваются облака (так считает свт. Иоанн Златоуст и другие). «Увидел» — кто? В подлиннике ничего об этом не говорится, но по смыслу речи следует относить это слово прежде всего к Иисусу Христу. У Марка (Мк 1:10) слово «Иоанн», вставленное в русский перевод, подчеркнуто. У Луки о видении Иоанном и Христом голубя ничего не говорится, и событие излагается объективно, независимо от наблюдавших его лиц. У Иоанна (Ин 1:32−34) видение приписывается одному Крестителю, но это не исключает вероятности, что и Христос видел голубя».
Таким рассужданием Толковая Библия Лопухина объясняет, что евангелисты по-разному описывают того, кто видит летящего голубя и слышит голос с небес после крещения Иисуса. В Евангелии от Иоанна видение было дано Иоанну Крестителю. В Евангелиях от Матфея и Марка нет указания имени: в синодальном переводе вставлено имя Иоанна, но, если обратиться к другим переводам, включая церковнославянский язык Елизаветинской Библии, этого нет, а логика текста указывает, скорее, на видение Иисуса. Так, Елизаветинская Библия утверждает: «И крестився Иисус взыде абие от воды: и се, отверзошася ему небеса, и виде Духа Божия сходяща яко голубя и грядуща на него».
Понятно, что при буквальной трактовке не играет роли, о ком говорит текст, что он увидел и услышал, потому что описанную картину в таком случае видели все люди, находившиеся рядом с Иоанном и Иисусом. Важность вопроса, кто это видел и слышал, появляется в том случае, когда видение трактуется как откровение, которое переживает конкретное лицо, а не как буквально произошедшее физическое событие. Трактуя видение таким образом, мы понимаем, что текст описывает откровение, переживаемое Иисусом, которое в Евангелии от Иоанна переживает Иоанн Креститель (возможно, вместе с Иисусом).
Лопухинская Библия упоминает трактовку, согласно которой Дух Святой не представлялся в виде обычного голубя, и опровергает такую трактовку, но это опровержение не кажется убедительным: «Дух Божий сошел на Иисуса Христа в виде голубя. Буквально — как бы (ὠσεί, сложенное из ὠς и εἰ как бы, как если, как будто; перед числительным — около, почти). На этом основании некоторые толкуют явление в духовном смысле или по крайней мере думают, что Дух Святой был только похож на голубя, был «как бы» голубем, но не был действительно видимым голубем. Но в таких толкованиях заключается и их опровержение. Если явление было вполне духовным и голубь есть только словесный образ, фигуральное выражение, то зачем было его и вводить? Можно было бы прямо сказать: Дух Святой сошел на Христа; или: Он исполнился Духа Святого. Конкретное и вещественное «голубь» свидетельствует о реальности явления голубя в чувственном виде. Само явление голубя (но не орла) имело здесь символический смысл и указывало на характер деятельности Христа...».
Традиционные толкования часто не могут вполне оторваться от буквализма: если голубь упомянут, то это именно физический образ птицы, хотя далее даже и объясняется, что голубь несёт символический смысл. Вместе с тем, многие современные переводы упоминают голубя в значении сравнения Духа Божия с птицей: «Дух Божий, подобно голубю». В переводе Андрея Десницкого: «сошел на Него Дух Божий, словно голубь слетел». В переводе Сергея Аверинцева: «увидел слетающего, словно горлица, Духа Божьего». Собственно, синодальный вариант перевода «как» (церковнославянский «яко») вполне допускает значение уподобления Духа голубю, хотя часто понимается буквально: в виде голубя. В английском языке аналогично многие переводы, включая традиционный перевод Короля Якова, описывают этот момент словами descending like a dove («нисходящий подобно голубю»), хотя в некоторых переводах пишут descending as a dove («нисходящий как голубь»).
На возражение авторов Толковой Библии Лопухина можно ответить, что, если евангельский автор описывает личное откровение или внутреннее переживание определённого лица, а не чудо, явленное всему народу, то сравнительный язык доносит идею о свойствах и качествах Духа Святого (таких как, например, тишина, мягкость, кротость и т. п.), а для того, чтобы передать эту мысль, необязательно видеть буквальный образ птицы. Более того, мне кажется, что в иудейской среде людям вообще было бы непонятно явление божественного в образе птицы или животного, поскольку такое уподобление близко к язычеству. По крайней мере, нелогичной кажется такая история, где народ увидел бы буквально птицу и понял бы, что эта птица представляет собой образ Духа Бога.
Аналогичный вопрос можно задать о том, что означают слова «отверзлись небеса». Если Дух Божий предстал в образе птицы буквально, тогда, конечно, и небеса могли отверзаться как облака, из которых спускался голубь. Справедливости ради, нужно отметить, что в традиционных трактовках евангельские события обретают духовное содержание применительно к позднейшим христианам. Так, Иоанн Златоуст усматривал в евангельском тексте описание чуда, явление которого было необходимо для людей грубого восприятия, но служит для поучения христиан, которые должны принимать, что такие явления происходят в их жизни незримо:
«Для чего же отверзлись небеса? Для того, чтобы ты познал, что и при твоем крещении бывает то же самое… Ты не видишь этого, но, несмотря на то, не сомневайся. Чувственные видения дивных и духовных вещей и все подобные знамения являются только в начале, и то для людей грубых и таких, которые не могут вместить никакой мысли о существе бестелесном, и поражаются только видимым, и потому имеют нужду в чувственных видениях… Так и при крещении, голубь явился для того, чтобы и присутствующим, и Иоанну указать, как бы перстом, Сына Божия, и вместе для того, чтобы и ты знал, что и на тебя, когда крещаешься, нисходит Дух Святый. Но нам нет нужды уже в чувственном видении, потому что для нас вместо всех знамений довольно одной веры…»
Такую трактовку, понимающую евангельское повествование как буквально произошедшее чудо, необходимое для людей грубого восприятия, можно было бы применить в отношении язычников, но не иудеев, которым было запрещено уподоблять Бога Его творениям и сотворять материальные образы для поклонения. Златоусту свойственно было приравнивать иудеев язычникам, но это кажется допустимым только в контексте обличений, как было у пророков. Сложно представить, что Бог в еврейской среде уподобил Святого Духа птице в буквальном смысле, хотя Златоуст и уточняет, что Дух не принял естество голубя, а лишь явился в виде голубя. Еврейский народ со всей очевидностью в массе не мог быть способен к сложным философствованиям на тему разницы между «принятием естества» и «явлением в виде» .
Если же данное евангельское описание является аллегорией, тогда выражение об отверзающихся небесах и об уподоблении Духа кроткой и тихой птице (в оригинале слово женского рода, то есть по-русски это голубка или, как у Аверинцева, горлица) указывают на нисхождение божественной благодати не в физическом, а в духовном значении. Тогда всё видение и глас Божий можно понять как форму описания переживания личного откровения о призвании к мессианскому служению Иисуса. Конечно, ничто не мешает представить, что картина разверзшихся небес, сходящего голубя (точнее, голубки) и гласа с небес, предстала перед внутренним взором Иисуса именно в таком виде, как это описано в тексте, но Иисус осознал смысл видения во время его созерцания. В любом случае речь идёт об откровении, переживание которого стало началом мессианского пути Иисуса. Такая трактовка, на мой взгляд, представляется наиболее правдоподобной современному читателю.
Дополнение
Как понять схождение Духа?
Евангельский текст описывает нисхождение Духа Святого, словно голубя, но данный текст глубоко символичен. В древности местом пребывания Бога часто воспринималось небо (горы были местами, близкими к небу, и там строились храмы). Поэтому Дух сходит с неба, подобно птице. Однако, в XX-XXI веках такое описание невозможно понять буквально, и мы знаем, что Бог вездесущ.
Строго говоря, к этому подводят даже и древние библейские тексты. Например: "Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо — Ты там; сойду ли в преисподнюю — и там Ты. Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря, — и там рука Твоя поведёт меня, и удержит меня десница Твоя" (Пс. 138:7-10). Апостол Павел говорит, обращаясь к язычникам: "мы Им живём и движемся и существуем" (Деян. 17:28). Бог не только повсюду, но и является основой бытия всего сущего, в том числе тех людей, которые не знают о Нём.
Как же в таком случае можно сказать о Духе Божьем, что Он сошёл с неба? Понятно, что это древний язык образов. В действительности Бог не сходит с неба. Дух Божий, находясь всюду, пребывает в глубинах человеческого существа. Прося о схождении или подании Духа Святого, верующие на самом деле выражают свою нужду в определённом действии Бога внутри себя, а не в пространственном перемещении Бога с небес.
Я думаю, что то, что описывается в библейских текстах как схождение Духа, в действительности означает осознавание или переживание того, что Бог обитает внутри человека. Говоря об этом, апостол Павел называл тела верующих храмами Духа Святого и храмами Бога. Не думаю, что это нужно относить только к верующим, но христиане имеют об этом знание, основанное на уверенности в Божьей любви.
Возвращаясь к размышлению об Иисусе, можно понять схождение Духа Святого подобным образом. Иисус ощутил присутствие Бога, чрезвычайную близость Бога и Своё мессианское посланничество. Открытие этого (или же откровение об этом) подразумевают слова голоса с небес: "Сей есть Сын Мой возлюбленный".
Елена Преображенская (с)
Эта небольшая статья написана в цикле размышлений над библейскими текстами с комментариями, начатых в рассылке и блоге "Записки бунтаря" (в wordpress). Текст комментария крещения Иисуса в блоге является первой версией, текст на этом сайте немного отредактирован для улучшения после того, как первая версия вышла в рассылке и блоге. Дополнение сделано позднее.
|